Мы сидим, глядя в кривой, непрерывно двигающийся рот Павла Викторовича, и тихо млеем. Одинцов вырывает полоску бумаги из тетрадного листа и с размаху пишет: "Сегодня он поджег березу, а завтра будет продавать волшебство! Он читает и оглядывается на нас. Мы синхронно разжимаем кулаки. Колька покаянно опускает голову - он догадывается, что над его головой собираются тучи.
В течение двух месяцев нас заставляли слушать лекции по воскресеньям, с десяти утра до полудня, и потеря этого золотого времени больно ранила наши свободолюбивые сердца.
Не только это, занятия проходили под видом хора. Прохожие могли слышать через окна "Озеро Имангра, чаша королей", исполняемую нестройными, но чистыми детскими голосами. Если бы какой-нибудь любопытный человек все же заглянул в окно, то увидел бы, как в классе, где парты придвинуты к стенам, ученики стоят полукругом и старательно открывают рты. Позор на всю деревню. Утешает лишь то, что после ухода психолога морок должен рассеяться вместе с памятью о хоровом кружке.
Но вот я слышу пение, и кажется, будто я сижу на длинных качелях, чья-то сильная рука раскачивает меня... вверх... вниз... вверх... вниз... и флейта вторит словам о "красной нерке и речном жемчуге"... - Шергин!
Одинцов шепчет: - Данька, проснись! Я вскакиваю со своего места. Впервые за все это время Павел Викторович обращается непосредственно ко мне. И я уже начал верить, что чаша сия минует меня. Что-то я все-таки услышал сквозь дрему. Про опорный пункт точно что-то говорили. Павел Викторович внимательно смотрит на меня. Но мне хотелось бы услышать, какими именно путями наша империя достигает гармонии таких разных по своей сути явлений, какими являются стабильность и прогресс. Слова московского гостя перекатываются по поверхности моего сознания, как рассыпанные пластмассовые бусинки.
Но мне это не чуждо. Я подхватываю слова Павла Викторовича, нанизываю их в другом порядке и произношу в ответ такую же гладкую речь.
Все учителя говорят мне, что я способный. Вдруг я чувствую острый приступ гнева. Я чувствую, что безмерно устал от этого бессмысленного времяпрепровождения, а еще я бы с удовольствием что-нибудь поджег.
Колька, конечно, дурак, но мои мысли - это мое личное дело. Лицо у меня невинное и безмятежное, это я от мамы унаследовала. Только моя мать, по сути, светлейшая из ведьм, а я в себе не уверена. Психолог задумчиво смотрит на меня, потом вдруг усмехается и становится похожим на человека.
Оказывается, кроме рта, у Павла Викторовича есть глаза - серо-зеленые, с пушистыми ресницами и со смешливой искоркой на дне зрачков. Из-за этой усмешки фраза звучит так, будто он реагирует на мои невысказанные слова. Может быть, он читает мысли? Это редкая способность, даже среди магов, но она не редкость.
Не успела я обдумать эту возможность, как заметила, что фигура передо мной расплывается, серо-зеленые глаза бледнеют, остаются только зрачки, которые превращаются в блестящие черные бусинки на вытянутом сером лице. Раньше я думала, что дополнительные занятия по обществознанию - не самое лучшее времяпрепровождение, но теперь мне не хочется уходить. Здесь скучно, но безопасно, а там, куда мне нужно идти, жалко. Но что-то толкает меня в грудь, и я с сожалением покидаю и это место, и это время.
Я должен двигаться.
Я должен двигаться, я должен догнать то, что ускользает, что невозможно, что унесено ветром... И вообще наши учителя по всем предметам были замечательные - завод позаботился об этом.
И я учился без проблем. Честно говоря, мне даже в голову не приходило, что я могу добровольно отказаться изучать что-то новое. Так что школу я окончила с золотой медалью, без помощи каких-либо сверхъестественных сил. Как и моя мать, я не отказалась от посвящения в ведьмы, но сделала это в ожидании дополнительных удобств дома и всех маленьких удовольствий магии - кому не понравится быстро находить потерянные вещи, разговаривать с животными, птицами и книгами; ведьмы никогда не поджигают еду и не увядают комнатные растения.
А ведь именно это и значит быть ведьмой! В Империи бытовая магия тоже не одобрялась, но все списывали на мелочи. Бороться с этим было невозможно, а власти смотрели сквозь пальцы.
Отец и мать были яркими магическими личностями, и они щедро делились со мной своими знаниями. В результате я знал гораздо больше, чем должен был знать, будучи несовершеннолетним. Тем не менее, я никогда не мечтал об Академии государственной магии, потому что тогда в процессе обучения мне пришлось бы заниматься довольно неприятными вещами, к которым у меня не было никакой склонности. А после окончания Академии ведьмы должны были отслужить длительный срок на императорской службе. А я, как и моя мама, хотела закончить библиотечный факультет Смольного института, найти свою библиотеку, пустить в ней корни и жить тихо и мирно в гармонии с собой и окружающими.
Родители никогда не настаивали на том, чтобы я продвигалась по магической лестнице. Наоборот, отец смеялся и говорил, что в наше время неслыханно встретить скромную ведьму, а ему повезло вдвойне. Мы бы горы свернули, чтобы нас оставили в покое. Моя мать была не только сильной ведьмой, но и мастером сейда, и все же она оставалась хранительницей маленькой заводской библиотеки в нашей заколдованной долине.
Я полностью унаследовала отсутствие амбиций. Следует, однако, отметить, что на попечении моей матери были такие необычные предметы, что не каждый библиотекарь смог бы с ними справиться.
Маме было чем гордиться. Когда мне исполнилось семнадцать лет, мне угрожал Имперский Реестр. Каждый, кто достигал магического совершеннолетия, проходил официальный тест. Если испытуемый показывал высокий магический потенциал, его имя вносилось в Реестр. Это означало автоматическое зачисление в Академию, карьеру на государственной службе и значительно увеличивало шансы приблизиться ко двору императора.
На самом деле, я был единственным, кто рассматривал Реестр как непосредственную угрозу. Все остальные воспринимали его как звездную лотерею, где каждый билет был выигрышным. Инспектор из отборочной комиссии был встречен как посланник с небес. Я снова слышу флейту, и снова светит солнце.
У нас семейный совет. Девочки должны сделать что-то красивое и милое. Писать стихи, выращивать цветы. Что еще у нас есть красивого и милого? Ландшафтный дизайн, моделирование одежды, это, как водится, скрапбукинг, прости Господи... А лучше всего воспитывать детей. Вообще-то его зовут Левиафан, но в нашей семье он быстро превратился в Леву или Левонтия - в зависимости от поведения члена семьи.
Манул находит свой дом в заводской библиотеке, но иногда он посещает и наш дом. В гостиной у него стоит небольшой диванчик, застеленный старым жаккардовым покрывалом с вытянутыми нитками, и теперь он спит на нем, свесив до пола свой толстый хвост.
Вышивание крестиком - тоже хорошая вещь, - добавляет мама с серьезным лицом. И фыркает на папу: "Шовинист! Я шовинист! Потом вздыхает: - Ах, да... Я забыл... да, я шовинист. Но чертовски обаятельный шовинист, и за это ты должна мне все простить. Данька, иди в университет, на физический факультет. Кем я буду? Сумасшедшим ученым? Выходи замуж, и будет тебе счастье: ландшафтный дизайн, скрапбукинг... мои умные внуки воспитают. Мама начинает сердиться. Хватит шутить, не путайте ребенка!
Данечка, не слушай этих шутов гороховых, детка. Ты сама должна решить, куда тебе идти. Папа вскидывает руки в примирительном жесте.
Светлость Иларии сердится, и я в ужасе затихаю. Папа, согнувшись в почтительном поклоне, целует кончики маминых пальцев. Я отвожу глаза. Взгляды, которыми обмениваются родители, явно предназначены только для двоих. Однажды я попросил маму рассказать, как они с отцом познакомились, и мама как-то смутилась и погрустнела. Она небрежно заметила, что "все было не так просто", что они с папой прошли долгий и сложный путь и что начало их отношений было омрачено какими-то мрачными обстоятельствами, о которых мне еще рано знать.
Мне пришлось довольствоваться обещанием, что мы вернемся к этой теме, когда я стану старше. Я не могу представить, какие секреты могут быть у моих родителей.
Я думаю, что они до сих пор так же сильно любят друг друга, как и в молодости... Однако мое романтическое воображение давно придумало мелодраматическую историю, где молодая мать "отдана другому" и собирается быть ему "вечно верной", но тут появляется отец на белом коне, конечно же!
Ничего более мрачного я и представить себе не мог. Я иду дальше.
Это прям в точку!!! Другими словами и не скажешь! :)
Я считаю, что Вы допускаете ошибку. Пишите мне в PM.
Красиво написано, мне понравилось.
Кому-то было нефиг делать)))
Ваши записи произвели на меня огромное впечатление, заставили думать по-другому. Продолжайте свои творческие поиски, а я буду следовать за Вами!